Самый непостижимый из всех Господних даров людям — музыка. Откуда появляется мелодия, каким чудом семь нот складываются в судьбу человека, в историю нашего мира, созданного любовью Божией и наполненного благодатью? Словно рождаясь там, где ангелы славят Бога, истинная музыка становится отражением божественной гармонии в хаосе наших трех измерений. И есть те, кому Господь дал этот дивный, таинственный дар — слышать музыку и своим талантом исцелять души и оживотворять сердца. Среди них — гордость русской культуры «серебряного века», великий композитор, пианист и дирижер Сергей Рахманинов.
Музыкальная одаренность Рахманинова не была удивительной: его двоюродный брат Александр Зилоти был известным пианистом; троюродный брат — Николай Стрельников — композитором; мать, Любовь Петровна, хорошо пела, была талантливой пианисткой, училась у Антона Рубинштейна. Талант мальчика проявился рано — уже с 4 лет он занимался с матерью игрой на фортепиано. По воспоминаниям сына Николая Стрельникова, Бориса, Любовь Петровна была «человеком… глубокой задушевности, доброты и мудрой благожелательности ко всем людям», очень любила своих детей и мужественно несла свой крест — замужество. Отставной гусар Василий Аркадьевич Рахманинов был человеком более чем легкомысленным, обаятельным и веселым, любившим шумные застолья и карточные игры. Его стараниями к моменту рождения сына в 1873 году от довольно большого приданого жены осталось одно-единственное имение в Новгородской губернии. Но и оно в 1882 году было продано, и семья была вынуждена переселиться в Петербург к родственникам.
В столице находящихся на грани разорения Рахманиновых постигает еще более страшный удар — с разницей в два года от лейкемии и дифтерита умирают сёстры будущего композитора, Елена и София, после чего отец окончательно покидает семью. Детство Сережи окончилось.
Горе сломило мать Рахманинова; уйдя в свои переживания, она перестала заботиться о сыне, и Сережа, учащийся подготовительных классов Петербургской Консерватории, оказался предоставлен сам себе. Обладая уникальными музыкальными способностями, благодаря которым ему все давалось легко, мальчик практически забросил учебу, проводя время на катке или катаясь на конке по Петербургу. К весне встал вопрос о его отчислении. Неизвестно, как дальше сложилась бы судьба великого музыканта, если бы в Петербург не приехала Софья Александровна Бутакова, бабушка Сергея по материнской линии.
Из всех детей дочери Софья Александровна больше всех любила Сережу и старалась воспитать в нем ответственность за свои поступки, преданность долгу и делу, уберечь его от «тли рахманиновщины». И это ей удалось. Сильная воля, сдержанность в проявлении чувств, любовь к разменному, четкому укладу жизни и дисциплине труда, великодушие, умение сочувствовать людям не словом, а делом — все эти черты характера Рахманинова, о которых многие впоследствии будут рассказывать, есть отражение характера Софьи Александровны в любимом внуке.
Молодой Рахманинов |
Сережина бабушка была женщиной глубоко религиозной и настоящим знатоком церковного пения. «Регенты новгородских церквей относились к Софье Александровне как своеобразному неофициальному инспектору, слово которого имело большой вес, — пишет Борис Стрельников, — нередко бывали в ее доме, полагая особой честью выслушать её мнение, получить совет». Часто бывал в доме Бутаковой и звонарь Софийского собора Егор — виртуоз, настоящий артист с большой буквы, чью палитру звонов можно было безошибочно отличить даже на фоне звучания колоколов десятков новгородских церквей. С молчаливого согласия бабушки Сережа поднимался вместе с Егором на колокольню, где завороженно смотрел на неторопливую, тщательную подготовку к предстоящему чудесному действу. Еще минута — и с первым, величественным ударом малиновый звон поплывет над землей… «Одно из самых дорогих для меня воспоминаний детства связано с четырьмя нотами, вызванивающимися большими колоколами Софийского собора… Четыре ноты складывались во вновь и вновь повторяющуюся тему, четыре серебряные плачущие ноты, окруженные непрестанно меняющимся аккомпанементом», — позже писал Рахманинов. В 1901 году незабываемый звон новгородских колоколов воскреснет в звуках Второго фортепианного концерта, и останется с нами навсегда….Но вернемся в Петербург 1885 года. Софья Александровна, по совету пианиста Александра Зилоти, решила перевести Сергея учиться в Московскую Консерваторию и сумела убедить в необходимости этого свою дочь.
В Петербург Рахманинов больше не вернется, с этих пор и до 1917 года его судьба будет связана с Москвой.
Вдали от дома Сергей стал сдержаннее, спокойнее, начались годы серьезной упорной работы, без которой не мог бы развиться даже такой огромный талант. Консерваторию Рахманинов закончил с отличием и большой золотой медалью по классам фортепиано и композиции. К этому времени он был уже достаточно известен в Москве как замечательный пианист. Выступать с концертами Рахманинов будет до конца своих дней, и его виртуозное исполнительское искусство будет только наполняться новыми оттенками и переживаниями.
Уже написаны дипломная одноактная опера «Алеко», Прелюдия до-диез-минор, романсы на стихи Тютчева, Пушкина, Фета, но Рахманинов ищет свою тему, еще не осознанную, тихо звучащую где-то внутри.
«Он очень любил церковное пение и частенько, даже зимой, вставал в семь часов утра и… уезжал в большинстве случаев в Таганку, в Андроньев монастырь, где выстаивал в полутёмной огромной церкви целую обедню, слушая старинные суровые песнопения из Октоиха, исполняемые монахами… Часто бывало, что в тот же вечер он ехал… на симфонический концерт. После концерта нередко он уезжал поужинать в ресторане Яра или в Стрельну, где засиживался до глубокой ночи, слушая с большим увлечением пение цыган. Очевидно, эти острые контрасты: полутёмный монастырь с суровым пением…, симфонический концерт и затем общество цыган …, с их своеобразным песенным репертуаром и … исполнительской манерой являлись для Сергея Васильевича потребностью, и без этих впечатлений он не мог жить…», — пишет в своих воспоминаниях близко знавший Рахманинова композитор Александр Гёдике.
Поиск контрастов отнюдь не был капризом юности, для Рахманинова эти контрасты символизировали и страну, и время, в которое он живет. Композитор словно предвидел, какое страшное горе ждет Россию впереди. Предвидел и хотел, чтобы люди услышали и поняли это. Поэтому основной идеей его Первой симфонии становится библейская тема наказания за неправедность и безверие, а эпиграфом к ней Рахманинов ставит слова Писания: «Мне отмщение, Аз воздам» (Рим, 12:19). Сквозной темой этого музыкального сочинения являются трагические интонации переработанного, гармонически приближенного к православному песнопению средневекового хорала «Dies irae» («День гнева»), переплетенные с темами из богослужебного «Обихода».
Премьера Первой симфонии оказалась неудачной, частично по вине дирижера Александра Глазунова, но в большей степени, из-за самой музыки, ее непривычности, новаторской сущности, опередившей время.
Рахманинов тяжелейшим образом переживал случившееся. Два с лишним года, он, по его собственным словам «был подобен человеку, у которого на долгое время отнялись голова и руки».
Но время шло, и когда в 1897 году Савва Мамонтов предложил ему занять место дирижёра в своей Русской частной опере, Рахманинов без колебаний согласился.
Имя Саввы Ивановича Мамонтова вписано золотыми буквами в историю русского меценатства. Вряд ли кто-то другой сделал больше для «серебряного века» русского искусства. На сцене его частной оперы в Москве блистали лучшие исполнители, а декорации создавали лучшие художники: Поленов, Коровин, Васнецов, Серов, Врубель. Сам Мамонтов, считавшийся одним из самых крупных промышленников России, удивительным образом сочетал это с талантами драматурга, режиссера, скульптора. Он не просто покровительствовал искусству, он создавал его, привлекая к себе все новое, молодое, одаренное. И никогда не ошибался. Так, например, услышав в Петербурге еще почти неизвестного Шаляпина, он просто «заболел» им, и сделал все возможное, чтобы переманить его к себе. Именно в театре Мамонтова раскрылся невероятный по своей силе драматический и певческий дар этого величайшего русского артиста.
Ф.Шаляпин и С.Рахманинов |
Приглашение Рахманинова за дирижерский пульт оказалось еще одной гениальной находкой Мамонтова. Благодаря этому оркестр частной оперы зазвучал так, как никогда прежде. На репетициях двадцатичетырехлетний Рахманинов много работал не только с оркестрантами, но и с исполнителями оперных партий. По воспоминаниям концертмейстера Даниила Похитонова («Из прошлого русской оперы»), Шаляпин как-то сказал ему: «Знаешь, Доня, с кем я проходил роль Сальери? С Сережей Рахманиновым. Это было в Москве, когда я служил у Саввы Ивановича Мамонтова. И придирался же ко мне Рахманинов за каждую неточность!». Несмотря на такое начало знакомства, Рахманинов и Шаляпин сдружились настолько, что певец попросил Рахманинова быть шафером на его свадьбе с итальянской балериной, рыжеволосой красавицей Иолой Торнаги.Их дружба продолжалась долгие годы и оборвалась только со смертью Шаляпина. В день похорон среди множества траурных венков с надписями «Величайшему артисту века», «Русскому гению», «Национальной русской славе», выделялся один, на ленте которого было написано: «Моему другу. С. Рахманинов».
Работа в Русской частной опере помогла Рахманову выйти из творческого кризиса. После трехлетнего перерыва он вновь начинает сочинять музыку.
В 1902 году, через четыре года после свадьбы Шаляпина, женится и Рахманинов. Его избранница — Наталья Сатина, которой еще двадцатилетним юношей он посвятил романс «Не пой, красавица, при мне» на стихи Александра Пушкина.
Людмила Ростовцова, дальняя родственница композитора, вспоминала полвека спустя: «Сережа женился на Наташе. Лучшей жены он не мог себе выбрать. Она любила его с детских лет, можно сказать, выстрадала его. Она была умна, музыкальна и очень содержательна. Мы радовались за Сережу, зная, в какие надежные руки он попадет…»
Возможно, судьба Рахманинова решилась бы и раньше, но Наталья Сатина была его двоюродной сестрой, и они оба понимали, что нужно убедиться в том, что их нежная привязанность друг к другу не мимолетное увлечение, а глубокое и сильное чувство. Браки между близкими родственниками были запрещены, и в каждом подобном случае надлежало обращаться к Императору как главе Святейшего Синода. Прошение было подано, но Сергей и Наталья обвенчались, не дожидаясь императорского решения. И в тот же день уехали в Вену в свадебное путешествие. Когда разрешение на брак было получено, Рахманиновы вернулись в Москву, в 1903 году у них родилась дочь Ирина, а в 1907 — Татьяна. Ни одного дня Рахманинов не пожалел о своем выборе, называя Наталью Александровну «добрым гением всей моей жизни». С середины двадцатых годов она сопровождала его во всех гастрольных поездках по Европе и Америке, заботилась о его отдыхе и сне, всегда была рядом, готовая помочь и поддержать. Купив в 1930 году дом в Швейцарии, Рахманинов гордо назвал поместье «Сенар», соединив первые буквы своего имени и имени жены, также как были соединены всю жизнь их любящие сердца.
Второй фортепианный концерт, оконченный в 1901 году, приносит музыканту европейскую известность. Он дает концерты во всех странах Европы. Начинается всемирный триумф русской музыки Рахманинова.
Рахманинов с женой |
В 1906—1909 годах семья Рахманиновых большую часть времени живет в Дрездене, только на лето возвращаясь в Россию. В Дрездене написаны Вторая симфония, симфоническая поэма «Остров мертвых» (по мотивам картины художника — символиста Арнольда Бёклина) и Третий фортепианный концерт. Рахманинов очень любил этот город, и, уже покинув Россию, часто приезжал сюда. Любовь эта передалась его родным: именно здесь в 1924 году в православном храме во имя Симеона Дивногорца (Столпника) старшая дочь композитора Ирина венчалась с князем Петром Волконским.К 1910 году творческая зрелость Рахманинова достигает своего расцвета, и он решает воплотить давно задуманное — написать музыку к литургии святителя Иоанна Златоуста. 31 июля 1910 года Рахманинов пишет профессору Московской Консерватории Никите Семеновичу Морозову: «Я кончил только Литургию. Об Литургии я давно думал и давно к ней стремился. Принялся за неё как-то нечаянно, не сразу увлекся. А потом очень скоро кончил. Давно не писал (…) ничего с таким удовольствием».
Первое исполнение «Литургии» состоялось в Москве 25 ноября 1910 года. Пел ее Синодальный хор под управлением знаменитого регента и друга Рахманинова Николая Данилина. Синодальный хор блестяще справился со своей задачей, но реакция современников на исполнение была далеко неоднозначной. Родственница Рахманинова Анна Трубникова вспоминает, что преподаватель Закона Божия в гимназии, где она преподавала, после «Литургии» отозвался о ней так: «Музыка действительно замечательная, даже слишком красивая, но при такой музыке молиться трудно. Не церковная». Такое суждение об этом сочинении часто повторялось в среде священнослужителей, в то время как светская критика видела в нем «холодную, головную…работу даровитого музыканта, не согретую огнем вдохновения».
Отчасти и те и другие были правы. В начале XX столетия в русской духовной музыке сложились достаточно четкие традиции трактовки жанра «Литургии», ее музыкального письма. Чинопоследование этого главного христианского богослужения практически неизменяемо, поэтому для музыкального переинтонирования литургических текстов требовалось не только вдохновение, но и специальные знания и умения, которыми Рахманинов недостаточно владел. Конечно, эти пробелы оказались скомпенсированы мощнейшим талантом композитора и его удивительной музыкальной интуицией, но сам Рахманинов понял, что ему еще надо постигать и секреты хоровой звучности, и приемы написания духовной музыки.
Пять лет разделяют «Всенощное бдение» и «Литургию св. Иоанна Златоуста». Пять лет ученичества и постижения тайн ремесла. В этот период написана музыкальная поэма для хора, оркестра и солистов «Колокола» на стихи Эдгара По в переводе Бальмонта. Благовест юности, праздничный свадебный звон, тревожный набат, погребальный звон — звуки, сопровождающие человека от рождения до смерти… В этом сочинении, где узнаваемые, «рахманиновские» мелодические обороты, идущие от древнерусского пения, переплетаются со звонами колоколов, композитор показывает себя блестяще овладевшим техникой хорового звучания. Ученичество переросло в высокое мастерство. Впереди у Рахманинова — «Всенощное бдение».
«Всенощное бдение» включает в себя пятнадцать песнопений, десять из которых написаны на подлинные обиходные распевы: знаменный, греческий, киевский, другие пять являются авторскими, но максимально приближены автором к звучанию церковных распевов. Рахманинову удалось так построить «Всенощную», что все средства её музыкальной выразительности направлены на передачу и углубление молитвенного смысла богослужения. Соединение современных музыкальных приемов и средств с архаическими древнерусскими распевами не только выявляет интонационное богатство и красоту первоисточника, но и открывает заложенную в них бесконечную духовную глубину. Сохраняя стилистическое своеобразие распевов, Рахманинов обогащает их симфонизмом, богатством образов и напряженностью драматургического развития, заставляя нас, слушающих, в покаянии склонить голову перед величием Творца.
Безусловно, «Всенощное бдение» является достоянием не только русской духовной, но и мировой классической музыки, и стоит в одном ряду с «Реквиемом» Моцарта и «Страстями» Баха.
«Всенощным бдением» символически завершается русский период творчества композитора. В декабре 1917 года, воспользовавшись приглашением на гастроли в Швецию, Рахманинов с семьей покидает Россию. Навсегда.
С.В. Рахманинов. Портрет работы Л.Пастернака |
С 1918 года музыкант живет в Америке и занимается концертной деятельностью. Популярность Рахманинова была огромна, и до конца жизни слава лучшего пианиста в мире по праву принадлежала ему.Первые годы эмиграции он не пишет музыку. Ностальгия, свойственная всем русским, вынужденно покинувшим Родину, у Рахманинова была особенно сильна. Он по-настоящему тосковал, сердце его осталось в России. В одном интервью он сказал: «Лишившись Родины, я потерял самого себя. У изгнанника, который лишился музыкальных корней, традиций и родной почвы, не остается желания творить, не остается иных утешений, кроме нерушимого безмолвия… воспоминаний».
До середины двадцатых годов, пока еще оставалась надежда на возвращение, Рахманинов как мог, поддерживал связь с друзьями и близкими, оставшимися в России. Александр Гёдике пишет: «Наступили …годы разрухи, гражданской войны и голода. В эти годы Сергей Васильевич старался помочь всем своим друзьям, родным и близким как только мог, посылая им сначала деньги, а затем посылки, которые являлись для всех, получивших их, большой поддержкой… В эти посылки входили…мука, крупа, сахар, сгущенное молоко, какао, растительное масло или сало. (…) О том, как жил в те годы Сергей Васильевич и что делал, мы не знали… Доходили до нас изредка слухи о его многочисленных концертных выступлениях в качестве пианиста, сопровождавшихся огромным успехом». Потом и эта тонкая ниточка, связывавшая его с Родиной, оборвалась.
И тогда боль и тоска по потерянной Родине выплеснулись на листы партитур: в 1927 году написан Четвертый фортепианный концерт, а после покупки дома, названного «Сенаром», куда семья приезжала на лето, Третья симфония и Рапсодия для фортепиано с оркестром.
С тех пор ни огромные гонорары, ни восхищение публики, ни любимый «Сенар» не могли заставить музыканта забыть о России. Все мысли его были с теми, кто в это время пытался выжить в страшной сталинской «душегубке». Рахманинов был одним из представителей русской интеллигенции, которые подписали в 1930 году обращение к гражданам Америки, протестующее против намерения правительства США официально признать Советский Союз с существующей в нем властью. «Взоры страны, которая была великой, но чей народ ныне мучается в оковах рабства, обращены на вас, — говорилось в нем. — Кто из вас может остаться холодным свидетелем пыток и бесчисленных казней? Кто может остаться равнодушным к преследованию религии? Кто из вас способен одобрить лишение имущества всех граждан страны? Можете ли вы относиться равнодушно к тому факту, что тысячи людей обречены на изнурительный труд? (…) Во имя великого прошлого и светлого будущего вашей страны — будьте другом и союзником великого русского народа, а не мучителей России». Вместе с ним обращение подписали Бунин, Зайцев, Куприн, Лосский, Набоков, Деникин, Гиппиус, Мережковский, Алданов…
Но в сорок первом, когда началась Великая Отечественная война, Рахманинов одним из первых решил, по словам его жены, «показать своим примером всем русским, что надо в такое время забыть … несогласия и объединиться для помощи… изнемогающей и страдающей России». Рахманинов дает концерты и половину сбора жертвует Международному Красному Кресту, а половину — генеральному консулу СССР в Нью-Йорке для передачи Советскому правительству.
17 февраля 1943 года состоялся последний концерт великого музыканта. Через неделю врачи обнаружили у него стремительно прогрессирующую форму рака. 27 марта врач, наблюдавший Рахманинова, посоветовал его жене позвать священника, чтобы тот исповедовал и преподал ему Святые Христовы Тайны. «Отец Григорий причастил его в 11 часов утра… Сергей Васильевич уже был без сознания. 27-го около полуночи началась агония, и 28-го в час ночи он тихо скончался». Отпевали великого музыканта в лос-анджелесском храме в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших», а похоронили недалеко от Нью-Йорка на русском кладбище в Кенсико.
Рахманинов ушел ко Творцу в Крестопоклонную неделю Великого поста 1943 года, а нам — его потомкам — в наследство досталась удивительная музыка русского гения, несущая в себе отсвет Благой вести.