Галактика

«Всё ещё впереди…»

19.07.2013 К 120-летию со дня рождения русского поэта Владимира Маяковского.

Владимир Маяковский. 1924

«В Маяковском была исступленная любовь к жизни, ко всем ее проявлениям – к революции, к искусству, к работе, к женщинам, к азарту, к воздуху, которым он дышал. Его удивительная энергия преодолевала все препятствия. Но он знал, что не сможет победить старость, и с болезненным ужасом ждал ее с самых молодых лет.»                                  Лиля Брик.

С первых своих шагов в поэзии Маяковский жадно, настойчиво, непрерывно искал контакта своего стиха с сердцем «человека улицы», большого, массового читателя своего времени.

Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я — бесценных слов мот и транжир.

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
Где-то недокушанных, недоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.

Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.

А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется — и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я — бесценных слов транжир и мот.

(«Нате!», 1913)

Владимир Маяковский родился 19 июля 1893 года в селе Багдади Кутаисской губернии России в семье лесничьего.

Гимназист Владимир Маяковский с родителями и сестрами. 1905

Владимир Маяковский боролся за этого читателя, проходя сквозь строй открытых атак и кулуарных интриг, сопровождавшихся улюлюкающими выкриками и записками: «Маяковский, для кого вы пишете?», «Маяковский, вас не понимает и не принимает массовый читатель».

В шумном хоре голосов отрицателей смешались и возмущенное шипенье снобов-эстетов, и громыхающая «словесность» псевдолевых вульгаризаторов.
Но, вопреки всему этому, еще при жизни Маяковский проторил себе дорогу к тому читателю, о котором он мечтал в своей поэтической юности, во имя которого он ушел из «барских садоводств поэзии — бабы капризной».
К нам, своим современным и будущим читателям, поэт обратился в своем последнем, завещательном произведении «Во весь голос», считая себя обязанным рассказать «о времени и о себе».
Десятилетия, отделяющие нас от времени создания последних поэтических строк Маяковского, — достаточно большой срок для проверки временем силы читательского внимания к поэту и силы его влияния на поэзию его времени и последующих десятилетий. За этот период сошли с литературных подмостков и канули в Лету многие из тех, кто пророчил этот удел Маяковскому.
Еще при жизни Маяковского установились его связи с наиболее прогрессивными поэтами за рубежом, уже были проложены первые тропинки к сердцу зарубежного читателя.
Молодой Владимир Маяковский пришел в поэзию под знаменем футуристов. Футуристы вошли в поэзию шумно, с рассчитанной скандальностью. Они эпатировали читателя и слушателя максимализмом своих литературных манифестов, необычностью названий своих программных сборников («Пощечина общественному вкусу», «Взял») и «желтыми кофтами фата», и разрисованными лицами, и нарочитой скандальностью публичных выступлений.
Владимир Маяковский, как и другие его товарищи по группе, также эпатировал публику и желтой кофтой, и эстрадными сарказмами, и броскими стихами.
Как и у других его сотоварищей по группе, у Маяковского тех лет было повышенное чувство личности, продиктовавшее ему и трагедию «Владимир Маяковский», и такие лирические стихи, как «Себе, любимому, посвящает эти строки автор». В его стихах было выделено и подчеркнуто авторское «я»:

Владимир Маяковский среди молодежи

Я знаю —

гвоздь у меня в сапоге

кошмарней, чем фантазия у Гете!

Под влиянием событий революционных лет изменилась тональность стихов Маяковского. Появилась острая потребность говорить со вчера еще «безъязыкой улицей» новым, но обязательно понятным ей языком. Не теряя поэтических достижений предреволюционных лет, Маяковский настойчиво ищет новые формы, новые жанры, новые темы в революционной действительности. Для него работа над агитплакатами РОСТА становится не только его формой участия в революционной борьбе, но и лабораторией, в которой он, по собственному выражению, освобождал стих «от поэтической шелухи на темах, не допускающих многословия».   Как неутомимый «чернорабочий революции», Маяковский широко раздвигал рамки своих поэтических возможностей, шел к простоте своего стиха, своего поэтического образа. Как никто другой из поэтов, его современников, он чувствовал пульс своего времени, энергию устремленности в будущее:

  



 Мой стих
 трудом
 громаду лет прорвет
 и явится
 весомо,
 грубо,
 зримо,
 как в наши дни
 вошел водопровод
 сработанный
 еще рабами Рима.

http://www.youtube.com/watch?v=zToJwO7MIkg

Многие, поверхностно знакомые со стихами Маяковского, отпугнуты от них непривычной «лесенкой» построения, обостренной, иногда гиперболической образностью, преобладанием ораторской, трибунной интонации. Тем не менее, больше читая его, начинаешь понимать такую особенность стиха, как органическое слияние трубного баса поэта-трибуна с доверительностью «тихих» интонаций лирика.   Величественный итог жизни Владимира Маяковского, трагически оборвавшийся на своем высоком излете, — производное от большого и сложного пути поэта, его жизненной и литературной биографии, его открытий, его неутомимого новаторского поиска, вечной «езды в незнаемое», и постоянного ощущения себя «заводом, вырабатывающим счастье».

v-mayakovsky.com

Маяковский не то, чем кажется; не то, чем пыталась его представить советская пропаганда; не то, чем пытался представить себя он сам. Он был одним из меланхоличным, трепетным, нервным и нежным поэтом, — практически мужская версия Цветаевой. Он мог написать огромный сомнительный стихотворный текст («Я хочу, чтоб в дебатах потел Госплан, мне давая задания на год», «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо» и …), а потом приделать к нему невероятный «райский хвостик» в четыре строки. Вдруг раздается раскат грома и видна молния, а потом — шелест ливня, под который можно только дрожать и плакать: «Я хочу быть понят родной страной, а не буду понят — что ж, по родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь». Электричество, которое бежит по этим строкам и бьет читателю прямо в глаза — самое ценное, что вообще существует в литературе.

Мы составили свой список из 10 самых экстравагантных плодов словотворчества Маяковского.

«Голоштанный» — такую характеристику наряду с «голодным» получил в поэме «Владимир Ильич Ленин» народ, которому предстояло сделать выбор между Советами и буржуем.

За «Дрыгоножество» получает дом фаворитка Николая II балерина Кшесинская — в той же поэме о вожде мирового пролетариата.

«Сердцелюдый» — так называет поэт подобие человека, говоря о возможных жителях Красной планеты в другой поэме «Про это» («Если Марс, и на нём хоть один сердцелюдый, то и он сейчас скрипит про то ж»).

«Испавлиниться» в каждом окошке должны были цветы в строках трагедии «Владимир Маяковский».

«Молоткастым» и «серпастым» паспортом, извлечённым из широких штанин, гордился на зависть миру поэт в знаменитых стихах об этом документе.

Эпитет «задолицая» применил Маяковский в «Ленине»: «Вокруг, с лицом, что равно годится быть и лицом и ягодицей, задолицая полиция».

«Мясомясой» и «быкомордой» оравой называл поэт толпу в ранних стихотворениях. Венец всего — «верблюдокорабледраконьи» эскадры в «Пятом Интернационале».

Конечно, этот список можно было бы расширить до нескольких десятков или сотен потрясающих лексических единиц, благо что литературное наследие юбиляра огромно и поражает своим разнообразием любого читателя.

http://www.rg.ru/2013/07/18/mayakovsky-site-anons.html